Лисичкин мир

Блоги
offline
871   7   0   0

Права нижней

Один хороший писатель мне на днях сказал:

"У нижней нет никаких прав, кроме одного - быть нижней, всё время, пока она этого хочет. Если ей ДАЖЕ ЭТОГО НЕ ДАЮТ, то что же у неё остаётся?!!!"

Читать все комментарии (7)

0
ответить
Блоги
offline
834   5   0   0
0
ответить
Блоги
offline
840   4   0   0
0
ответить
Блоги
offline
2521   9   0   0
0
ответить
Блоги
offline
818   11   0   0
0
ответить
Блоги
offline
975   0   0   0
0
ответить
Блоги
offline
889   2   0   0
0
ответить
Блоги
offline
992   3   0   0

Лю Хай

В Китае много богов богатства, спросите почему именно этот привлёк моё внимание? )

Лю Хай, Лю Хар, Лю Хай-чжань, в китайской даосской мифологии бог монет, входящий в свиту бога богатства (см. Цай-шэнь). Возможно, в основе образа Лю Хай был реальный исторический деятель 8—9 вв. По одной версии, он служил яньскому князю Лю Шоу-гуану, а по другой — с 917 императору Тай-цзу — основателю династии Ляо. Однажды к нему явился даос, назвавший себя Чжэнь-янцзы (прозвище Люй Дун-биня, одного из восьми бессмертных), который наставил Лю Хая на путь даосского учения. Лю Хай стал отшельником. Он притворялся безумным, юродивым, пел и плясал (ему приписываются стихи-песни, а также философский трактат). По даосской легенде, он изготовил пилюлю вечной жизни и принял её, после чего тотчас же упал бездыханный, а тело его начало постепенно исчезать, он превратился в журавля и улетел в небо. По народной легенде, Люй Дун-бинь однажды опустил свой пояс с привязанной на конце золотой монетой в колодец и велел Лю Хаю удить в колодце жабу. Это был враг Лю, переродившийся жабой и бывший в прежней жизни стяжателем. Жаба закусила монету, и Лю Хай вытащил её из колодца. Поэтому он всегда изображается с трёхлапой жабой — эмблемой наживания денег [деньги — цянь (в диалектах чянь) звучат почти так же, как и жаба — чжань или чянь]. На народных картинах бог монет обычно изображался в виде смеющегося человека с распущенными волосами (символ отрешения от мира), с

открытыми вислыми грудями и животом (особенности даосского искусства, восходящие к буддийской иконографии, — символы святого, презревшего мир), одетого у чресл в лиственный покров и босого (признак отшельника, стремящегося стать небожителем). Одна нога у него поднята как бы для сильного и резкого движения, в руках шнур с нанизанными на него монетами, за последнюю из них держится, кусая её, трёхлапая жаба. Иногда бог монет стоит на жабе. Бог монет на народных картинах обычно изображается вместе с близнецами Хэ-Хэ, символами согласия и космической гармонии. Известен ещё один вариант легенды, по которому Лю Хай был дровосеком. Однажды он встретил плачущую деву, семья которой погибла. Лю Хай взял её в жёны. Как-то в горах его окликнул камень, сообщивший, что его жена — лиса-оборотень. Камень посоветовал дровосеку ночью, когда жена достанет изо рта красный шарик — волшебный талисман и положит его ему в рот, не возвращать ей его, а проглотить. Лиса без талисмана умрёт. Лю Хай так и сделал. Лиса пояснила Лю, что камень хотел потом убить его и завладеть шариком, чтобы подняться в небеса. Она посоветовала дровосеку разрубить камень, вытащить из него верёвку, на конце которой будет жаба, а затем встать или сесть на жабу (отсюда и изображения Лю Хай на жабе). Жаба и вознесёт самого дровосека в небеса, а верёвку он должен был оставить матери, которая, когда надо, потрясёт её, и посыплются золотые монеты. Легенда эта объясняет связь Лю Хая с жабой и происхождение представления о нём как о боге монет. Существуют ещё легенды о явлении на земле Лю Хая в поздние времена, например в 1822, и творимых им чудесах.


Вот так лиса и сделала Лю Хая богом wink.gif

Читать все комментарии (3)

0
ответить
Блоги
offline
1122   3   0   0

Стихотворения про лис

hug.gif Вчера LedaSDT поделилась со мной стихотворениями про лисичек-оборотней rolleyes.gif happy.gif


Моя любовь к тебе сейчас лисица,
Опасная, пахучая отрава,
Крадется, утопая брюхом в травах,
Не в силах умереть и возродиться.

О, бешеные лисы живут долго,
Не истекают пеною из пасти,
Не истекают проявленьем страсти,
Но из любимых тянут дни и соки.

Неуловимой лисьей красотою
Ты околдован, витязь круглоглазый...
Любовь лисы - отрава и зараза,
Как тень давно крадется за тобою...

Судьба тебе - загнуться скоротечно
И в землю лечь под черными камнями,
Я буду отмечаться здесь веками.
О, бешеные лисы живут вечно...

Читать все комментарии (3)

0
ответить
Блоги
offline
5509   44   0   0
0
ответить
Блоги
offline
877   14   0   0

Иволгинский дацан

Есть такой замечательный храм в Бурятии, в котором я когда-то бывала. Удивительное место

Читать все комментарии (14)

0
ответить
Блоги
offline
865   2   0   0
0
ответить
Блоги
offline
937   20   0   0
0
ответить
Блоги
offline
925   8   0   0
0
ответить
Блоги
offline
977   1   0   0

С 8 марта поздравляю всех девушек и женщин форума!

С 8 марта поздравляю всех девушек и женщин форума!!!!! 0090.gif 0090.gif 0090.gif 0090.gif 0090.gif

Читать все комментарии (1)

0
ответить
Блоги
offline
849   1   0   0
0
ответить
Блоги
offline
4472   7   0   0

О лисах-оборотнях

Китай


Ситникова Евгения Викторовна (Россия)
Содержание

1. Вводная лекция. Роль лисы в традиционных представлениях китайцев

2. Источники и историография по традиционным представлениям китайцев

3. То, “о чем не говорил Конфуций” (Часть 1)

4. То, “о чем не говорил Конфуций” (Часть 2)

5. Китайская лиса или роль лисы в представлениях китайцев

6. Лисицы, несущие зло

7. Девятихвостые, белые лисы

8. Лисицы-обольстительницы

9. Лисы-трикстеры: обманщики, шутники

10. Ученые-лисы

11. Лисы-покровители

12. Лисы, совершающие возмездие

13. Лисы как преданные и верные друзья человека

14. Противоядие от лис

15. Представления о лисе в других традициях

16. Заключительная лекция

Библиография



1. Вводная лекция. Роль лисы в традиционных представлениях китайцев

Люди и твари принадлежат к разным породам,

а лисы находятся где-то посередине.

У живых и мертвых пути различны,

лисьи пути лежат где-то между ними.

Бессмертные и оборотни идут разными дорогами,

а лисы между ними.

Поэтому можно сказать, что встреча с лисой –

событие удивительное,

но можно сказать и так,

что встреча с лисой – дело обычное.

Цзи Юнь (XVIII в.) [i]

Артур Смит в своей работе “Китай и его жизнь” заметил: “Три религии Китая: конфуцианство, буддизм и даосизм так сливаются друг с другом, что их можно рассматривать как одно целое. Китайцу почти невозможно объяснить, что одно верование исключает другое. Он не понимает противоречия между ними, так как он “совершенно инстинктивно привык сливать их вместе” [ii] . Такое слияние, по мнению Смита, ведет, в частности, и к искажению нравственного учения, к затемнению его различными суевериями. Рядом с возвышенными правилами Конфуция, пишет он, существует вера в чертей и злых духов и масса всевозможных суеверий. Так, например, даже богатые и ученые люди, пишет автор, не стесняются выражать свое почтение два раза в месяц различным священным животным, как то: лисице, ласке, ежу, змее и крысе [iii] ! В самом деле, три великих учения Китая мирно сосуществовали на протяжении веков, существуют и поныне. Однако не нужно китайцу объяснять, что “одно верование исключает другое”, потому что для жителя Срединной Империи Три Учения ведут к единому. Европейцы, открыв для себя Китай, и начав его изучение, при рассмотрении вопроса веры всегда переносили китайские традиционные представления на свою, более близкую и знакомую религиозную почву, поэтому в книгах европейских синологов (особенно конца XIX - начала XX века) мы нередко встречаем такие слова, как “Бог”, “религия” и пр. На самом деле, у китайцев нет ни того, ни другого.

Г.А. Джайльс в своей работе “Китай и его жизнь” пишет, что характер китайца не религиозный. Из всех буддистских угроз и обольщений, которые в значительной степени оставляют его непоколебимым, китаец подчиняется только влиянию буддийских угроз перерождения, например, в виде женщины, или, что, по выражению Джайльса, “еще хуже”, в виде животного [iv] . В этой же работе автор подчеркивает, что Конфуций уклонялся от обсуждения сверхъестественного в какой бы то ни было форме, и его единственной целью было совершенствование человеческого поведения в этой жизни, без всяких попыток анализировать то состояние, от которого человек отделяется смертью [v] .

“Чудесное”, которое, по выражению Пу Сунлина, “рождается от самих же людей” [vi] , существовало в Китае всегда. Культ лисы, лисы-демона, лисы-монстра получил необычайное распространение. Можно даже говорить о том, что поклонение лисе является одной из важнейших черт китайской ментальности. Проделкам лис, “лисьим чарам” в Китае посвящена целая литература, которую может возглавить “лисий эпос” Ляо Чжая [vii] . В своем особенном отношении к лисе китайский народ не оригинален.

“Кто из нас не знает, какими качествами наделял Лису Патрикеевну русский человек?”, - писал В.М. Алексеев [viii] . Китайцу, также как и русскому человеку, равно как и другим народам, лиса представляется хитрым и лицемерным существом, которое водит за нос не только сильных и свирепых зверей, но и людей. Эти мотивы встречаются в фольклорах многих народов. Среди китайского же, можно, прежде всего, вспомнить басню “Ху цзя ху вэй” (“Лисица обманула тигра”) из эпоса “Сражающихся царств”, по сюжету которой лиса не только избежала участи быть съеденной тигром, но и заставила его поверить в то, что она послана на землю самим небесным владыкой, в доказательство чему предложила ему пойти вслед за ней и посмотреть, как будут в страхе разбегаться от нее звери. Тигр, конечно, не догадался, что звери боялись его самого, а не лису, которая шла вместе с ним.

В сознании китайцев с образом лисы часто связывается зло и, как следствие этого, возникающее к ней отвращение. Об этом можно судить прежде всего по такому выражению, как “лисий запах”, означающий противную вонь, идущую от больных и неопрятных людей [ix] . Однако, как отмечает В.М. Алексеев, китайцу, не в пример прочим народам, лиса представляется и полезным существом: “Китайская медицина знает весьма полезные свойства лисьего организма, части которого, например, печень, могут исцелять злую лихорадку, истерию, внезапные обмороки, а мясо ее, вообще, может, как говорят солидные китайские медицинские трактаты, если его приготовить должным образом, - исцелять случаи “крайнего испуга, обмороков, бессвязной речи, беспричинных, безрассудных песен, скопления холода во внутренностях, злостного отравления” и других подобных болезней.

Лисья кровь, как говорит в своем знаменитом сочинении один из китайских мыслителей первых веков до нашей эры, сваренная с просом, дает способность избегать опьянения” [x] .

Начало культа лисы в Китае уходит в далекую древность.

Лис обычно считался мистическим воплощением души мертвеца, поскольку лисьи норы нередко находились по соседству с могилами. Лисам приписывалось искусство перевоплощения и обольщения. Попасть в лапы к лисе, поддаться “лисьим чарам”, как пишет Л.С. Васильев, было “последним делом в глазах каждого китайца” [xi] , тратившего обычно немало времени и средств, чтобы обзавестись амулетами, призванными обезопасить его и его семью от “лисьего наваждения”. Даже иероглиф лисы нередко избегали писать, заменяя его другим, сходным по звучанию [xii] . Страх перед лисой всегда был очень велик. Казалось бы, этот своеобразный “царь демонов” - китайская лиса походит на свой западный аналог – европейского черта. Однако, это не совсем так. Та же самая лиса являлась и объектом ритуального почитания – по всей стране ей воздвигались кумирни и приносились жертвы. Нередко женщины оставляли у входа в лисью нору свою туфельку, веря в то, что это может помочь лисе превратиться в девушку, и, желая тем самым, отвратить оборотня от собственной семьи [xiii] . Кроме того, лиса считалась существом, которому ведомы все тайны природы и которая поэтому может вылечить от болезни, избавить от беды и посодействовать в обогащении [xiv] .



2. Источники и историография по традиционным представлениям китайцев

Поскольку представления китайцев о лисе являются традиционными суевериями, необходимо сначала обратиться к первоисточникам, из которых мы могли бы черпать сведения о таких представлениях. П.В. Добель отмечал, что ему “не случалось встретить китайца, коего поступки управлялись бы постоянными правилами веры, подобно тому, как правила веры христианской, проистекающие из уверенности в известных божественных истинах, действуют на ум и душу европейцев” [xv] .

В.М. Алексеев считал, что для китайцев очень характерно небрежное отношение к религии вообще. “Это отношение – одно из самых разнообразных: от дикого суеверия вплоть до атеизма” [xvi] . Как писал В. Грубе, китайцы не имеют особого термина для понятия религия, точно также они не имеют собрания религиозных первоисточников (буддистские тексты индийского происхождения в счет не идут). Китайская литература носит исключительно светский характер [xvii] . По текстам, по преданию собранным и отредактированным Конфуцием, которые являются старейшими памятниками китайской письменности и почитаются так же, как у всех других народов религиозные первоисточники, мы не можем составить себе, считает В. Грубе, “полное представление о содержании религии или о духовных представлениях китайского народа [xviii] ”.

Как справедливо отметил Л.С. Васильев: “Пиетет перед древностью, преклонение перед высказываниями мудрецов, стремление к полной и тщательной фиксации всех событий – все это за долгие тысячелетия привело к появлению огромного, поистине необъятного количества первоисточников, содержащих самые разнообразные сведения о жизни страны и народа” [xix] .

Действительно, в десятках специальных трактатов, в 24 династийных историях, в многотомных энциклопедиях, в собраниях канонических книг, в комментариях к ним и в неисчислимом количестве других сочинений, включая художественную литературу и фольклор, содержатся различные сведения и материалы о культах, обрядах, философских представлениях и примитивных суевериях, об образцах морали и добродетели, о божествах и мудрецах, монахах и сектантах, правителях и чиновниках, о семейно-клановых связях и административно-политическом устройстве страны и других сторонах образа жизни. Васильев пишет, что наиболее ценной частью всех первоисточников принято считать канонические собрания с комментариями, династийные истории и трактаты, в первую очередь, древние, составленные еще до нашей эры. Также в разряд высшего класса можно поставить материалы археологии и эпиграфики XX века, аутентичность и достоверность которых ни у кого не вызывает сомнений [xx] .

Многочисленные трактаты неконфуцианского толка, идеи и теории которых заложили основы онтологических и натурфилософских представлений практически не дают сведений по теме данного курса, исключая, пожалуй, трактат “Шаньхайцзин” (“Книга гор и морей”) [xxi] , который, предположительно, относится к ханьскому времени. Исследователь Б. Карлгрен проводил специальный анализ текстов, который показал, что этот трактат был составлен в эпоху Хань [xxii] , однако его датировка еще порождает массу споров. В трактате мы находим лишь упоминания о девятихвостых лисах, что, впрочем, дает нам основания полагать, что в древности китайцы уже наделяли это животное особенными свойствами.

О распространенности суеверий в сверхъестественные способности лис предоставляют нам информацию источники нарративного характера.

Есть упоминание о дурных свойствах лисиц в “Шицзин” [xxiii] . Много сведений о лисах мы находим в официальных исторических сочинениях, а именно в династийных историях. По объему, сумме сообщаемых сведений, по структуре и жанру это особая и очень ценная категория источников. Широта охвата материалов и проблем придает им энциклопедический характер. Главная ценность сведений – в их документальности. Свидетельства о распространении суеверий в сверхъестественные возможности лис имеются в следующих исторических сочинениях: “История поздней Хань”, “История династии Вэй” (“Вэйшу”), “История династии Цзинь” (“Цзиньшу”), “Синь Таншу” (“Новая история династии Тан”) [xxiv] .

Основными источниками для данной работы послужили сочинения свободного жанра – произведения художественной литературы и фольклора. Большинство таких произведений, хотя и написаны одним автором, имеют очень сложные, обычно восходящие к бытовавшим в народе сказаниям, преданиям, повествованиям о духах, оборотнях, чудесах, героях, бессмертных, исторические корни. Эта народная фантазия, генетически связанная с древними суевериями и верованиями, воспринималась и обрабатывалась авторами художественных произведений и в новой форме пускалась в широкое обращение, что в свою очередь оказывало влияние на формирование народного пантеона и легендарно-мифологических преданий [xxv] . Наличие всех этих сочинений еще раз свидетельствует о том, что реальная жизнь китайского общества была намного сложнее идеальной схемы и того эталона, по которому должна была строиться жизнь в стране.

Материал, который дает основополагающие сведения по теме данного курса, это, прежде всего, раздел “лисы” в литературной антологии сунского времени “Обширные записки годов под девизом правления Тай-Пин” (“Тай-Пин Гуан Цзи”), которому отведено 83 произведения, взятые из 28 сборников дотанского (до 618 г.), танского (618 – 907 гг.) и сунского (960 – 1127гг.) времени. “Тай-Пин Гуан Цзи” является официальным литературным сводом, поэтому, можно считать, что он доносит до нас официальный взгляд, бытовавший в свое время по отношению к тому или иному понятию. Подавляющее большинство вошедших в раздел “лисы” рассказов относится по времени создания или времени действия именно к танскому времени. В разделе преобладают произведения танского и сунского времени. В большинстве сунских рассказов действия разворачиваются в танское время, чаще всего в годы под девизом правления Тянь-Бао (742-736 гг.). Такая картина, например, в самом “лисьем” сборнике, из которого в раздел “лисы” вошло 33 рассказа – “Обширных записках о странном” (“Гуан и цзи”) сунского автора Цзай Цзюньфу. Ныне эта книга утеряна [xxvi] . Прочие сборники представлены чаще всего одним – двумя произведениями. Так, после “Обширных записок о странном” по числу вошедших в раздел произведений идут “Подробные записки из задних покоев” (“Сюань ши цзи”) танского автора Чжан Ду, представленные восемью фрагментами, а также “Записи слышанного” (“Цзи вэнь”) суйского автора Сюй Ишой, из этого сборника в разделе шесть рассказов.

В общей сложности, в раздел “лисы”, состоящий из 12 глав, литературной антологии “Тай-Пин гуан цзи” вошло 17 произведений из 9 сборников дотанского времени, 24 произведения из 13 сборников танского времени и 39 произведений из 5 сборников сунского времени.

Большой интерес представляют также произведения придворного историографа Гань Бао, который служил при императоре Сыма Яне в эпоху Западной Цзинь. Он является автором “Хронологии Цзинь”, которая охватывает период исторических событий с 265 по 317 гг., сочинения ныне утраченного [xxvii] . Большое значение имеет также и другое его произведение, а именно универсальный, всеобъемлющий сборник фантастических рассказов “Записки о поисках духов”. Однако, ни сам Гань Бао, ни его современники не считали “Записки” фантастикой. Как историк, Гань Бао подбирает материал прежде всего у древних, которые в китайской традиции всегда считались наивысшим авторитетом при разрешении споров. В то же время Гань Бао собирает сведения о всяких фантастических происшествиях среди своих современников и даже приводит два случая, которые произошли в его собственной семье [xxviii] . Необходимо отметить, что в древнем Китае произведение Гань Бао считалось историческим источником, а не литературным произведением. Как отмечает Л.Н. Меньшиков, есть многочисленные свидетельства того, что современники и потомки в ближайшие два – три века рассматривали “Записки о поисках духов” прежде всего, как историческое произведение, а к сведениям, сообщаемым в “Записках”, относились как к достоверным фактам [xxix] .

В отличие от фантастических историй или сказок произведения Гань Бао и его последователей отмечены своей фактологичностью, подкупающей читателя. О самом невероятном случае в них рассказывается так, как будто это имело место в действительности. Впечатление истинности, достоверности происходящего усиливается за счет точной локализации действия и во времени, и в пространстве.

“Записки о поисках духов”, по мнению Л.Н. Меньшикова, имеют значение научного труда, поскольку материалы этого произведения использовались в области философских знаний и естественнонаучных трудов в древнем Китае [xxx] .

“Лисий эпос” Ляо Чжая [xxxi] – новеллиста XVII в. представляет собой наглядную картину материализации практически всех представлений и суеверий, которые связывались с лисой в воображении китайцев. Это колоссально информативный источник, поскольку является компиляцией представлений китайцев о лисе, начиная с эпохи древности, вплоть до XVII века, в котором жил Ляо Чжай (Пу Сунлин).

Роман “Развеянные чары”, авторство которого приписывают Ло Гуаньчжуну и Фэн Мэнлуну [xxxii] , сюжет которого связан с похождениями целой семьи лис-оборотней, также является важным носителем информации о народных представлениях, которые столь богато наделили лису магической силой и сверхъестественными свойствами.

Частыми гостями выступают лисы и в рассказах Цзи Юня. В рассказе (№ 525) Цзи Юнь даже проводит обзор тех исторических источников, где встречаются упоминание о лисе: “Шицзи” Сыма Цяня, “Шаньхайцзин”, Чжуан цзы, династийные истории Хань и Шести династий, “История поздней Хань”, “Чао э цяньчэн” Чжан Чжо, “Тайпин гуан цзи”. В этом рассказе некий Лю Ши-туй задает лису вопросы, которые наиболее интересуют его и всех людей. Можно полагать, что ответы, которые вложил в уста лису автор Цзи Юнь, есть отражение народных представлений того времени о магических свойствах, которыми обладают лисы.

Мы узнаем, какие бывают категории лис, как лисы постигают Дао, почему одни из них живут среди людей, а другие на пустырях, кто ведает запретами, наградами и наказаниями и т.д. [xxxiii]

Работы отечественных и зарубежных синологов представляют большой интерес в свете понимания вопроса возникновения и распространения суеверных представлений о лисе, равно как и понимания причинно-следственных связей таких воззрений с китайским религиозным синкретизмом вообще. Это, прежде всего, работы авторов, представляющих собой время расцвета синологии (вторая половина XIX и начало XX вв.) Это работы английских синологов - Г. Джайльса [xxxiv] , Ю. Дулиттла [xxxv] , Э. Паркера [xxxvi] ; обширное исследование по демонологии Древнего Китая голландского синолога де Гроота [xxxvii] , работы немецких ученых Иоганна Генриха Плата [xxxviii] , В. Грубе [xxxix] , Эберхарда [xl] . Большое значение также имеют труды авторов XX века. Это замечательные переводы новелл Ляо Чжая (Пу Сунлина) академиком В.М. Алексеевым, обстоятельные исследования В.В. Малявина [xli] , работы Б.Л. Рифтина [xlii] , Г.Г. Стратановича [xliii] , переводы произведений Цзи Юня и Юань Мэя О.Л. Фишман [xliv] и др.

Поскольку данный курс напрямую связан с двумя важнейшими религиями Китая – буддизмом и даосизмом, то, вполне естественно, что вся синологическая литература, посвященная проблемам религии и этики, системы взглядов и образа жизни китайцев, основным принципам и нормам китайской цивилизации, является чрезвычайно информативной. Однако она настолько обильна и многообразна, что практически невозможно дать ей полную характеристику. Сведения, касающиеся проблем даосской религии, разбросаны во множестве изданий, которые нередко вообще не имеют прямого отношения к проблемам религиозных верований в Китае.

Среди работ, посвященных системе религиозного синкретизма, следует отметить фундаментальную 18-томную сводку Доре (в данной работе был использован ее перевод с французского на английский, выполненный M. Кеннелли [xlv] ), где собрано огромное количество очень ценных материалов о верованиях, суевериях, магии, мантике, божествах, духах, героях и т.д. Весьма полезными оказались монографические исследования системы религиозного синкретизма – серия статей В.М. Алексеева, К. Дэя, которые представляют собой обстоятельный анализ важных аспектов этой системы и оценку роли ее влияния на жизнь народа.

По проблеме образа лисы в представлениях китайцев можно выделить две статьи И.А. Алимова, одна из которых посвящена вопросу о понятии “лиса” в китайской классической литературе, а другая являет собой очерк на тему культа лисы в Китае, а также статья Ху Куня, посвященная истокам веры в лис в древнем Китае [xlvi] .



3. То, “о чем не говорил Конфуций”. (Часть 1)

Цзи Юнь находит первое “надежное упоминание” о необычных свойствах лисы в “Исторических записках” Сыма Цяня. А именно, “в “Родословной Чэнь Шэ” говорится: “…зажег факел и поставил его в плетенку; подражая голосу лисы, кричал: “Воспрянет великое княжество Чу, а Чэнь Шэ будет его государем””. Цзи Юнь полагает, что это можно считать свидетельством того, что “уже в то время лиса считалась необычной” [xlvii] . Есть упоминания о дурных свойствах лисиц в “Шицзине”:

Край этот страшный – рыжих лисиц сторона.

Признак зловещий – воронов стая черна [xlviii] .

Сообщения о девятихвостых лисах, о лисах белого цвета или о девятихвостых лисах белого цвета встречаются в “Шань хай цзине” (“Книге гор и морей”), где упоминается девятихвостая лиса, полумифическое существо, обитающее в стране Цинцюго: “Еще в трехстах ли на востоке есть, говорят, гора Цинцю. На солнечной стороне ее много нефрита, на теневой – много камня цинху. Там есть животные, по виду – такие как лиса, но с девятью хвостами, голоса их похожи на (плач) младенцев. Могут есть людей, (человек же), съевший (такую лису) не боится яда змей” [xlix] . В другом месте того же сочинения: “Страна Цинцюго находится к северу… У тамошних лис четыре ноги и девять хвостов” [l] . По мнению современного исследователя Юань Кэ, явление такой лисы человеку рассматривалось, главным образом, в качестве счастливого предзнаменования, об этом же пишет и другой китайский ученый Ху Кунь.

В своем исследовании о месте дракона в китайской культуре Хэ Синь, ссылаясь на “Люй ши чунь цю” (“Весны и осени господина Люя”) и другие древнекитайские памятники, убедительно показывает, какое символическое значение придавалось животным белого цвета (тигр, лиса) в циньском и ханьском Китае. “Подобные лисы, появившись в стране Цинцюго, ставились в ряд с такими, считавшимися счастливым предзнаменованием, животными, как дракон, феникс, цилинь…” [li] . Хэ Синь, кстати, пишет, что девятихвостая лиса в древнем Китае выполняла роль божества, связанного с бракосочетанием. По его мнению, “цзю вэй” (девять хвостов) следует понимать как “цзяо вэй”, то есть “спариваться”. Не случайно мифическая лиса имеет именно девять хвостов, ведь “9”, согласно китайской нумерологии, есть число “высшего ян” [lii] .

Уже цзиньский поэт и эрудит Го Пу (276 – 324) в своем комментарии ко второму из приведенных выше отрывков из “Шань хай цзина" заметил, что девятихвостая лиса появляется тогда, когда в мире устанавливается спокойствие, но более поздний комментатор Хэ И-син (1757 - 1825) обратил внимание на то, что в первом отрывке говорится о способности лисы есть людей, а это, по логике, расходится с добрым предзнаменованием.

В “Шань хай цзине” также находим упоминание о таком лисьеподобном существе, как хуань: “двигаясь по течению (реки) на запад (через) сто ли, дойдешь до горы Иван. (Там) не растут ни трава, ни деревья. Много золота и нефрита. Там водится животное, похожее на лисицу, но с одним глазом и тремя хвостами. Называется хуань. Он кричит, как будто рычат одновременно сто разных зверей, может предохранить от бедствий. Съешь его (мясо), вылечишь желтуху” [liii] .

В книге Чжуан цзы говорится о лисе как о предвестнице несчастья: “На холмике размером не более нескольких шагов большие животные не прячутся, но злые лисы-оборотни здесь предвещают несчастье” [liv] . В “Юянских заметках о всякой всячине” мы находим: “В древности говорили, что дикая лиса именуется красной лисой. По ночам она ударяет хвостом и высекает из него огонь. Когда она хочет явиться как привидение, то обязательно кладет себе на голову череп человека и кланяется созвездию Северного Ковша. Как только череп перестает падать, она превращается в человека” [lv] .

Древние сведения о девятихвостых (как, впрочем, и простых) лисах крайне отрывочны, фрагментарны и не позволяют составить сколько-нибудь законченное мнение об этом животном. Что касается “Шань хай цзин”, в котором, казалось бы, есть более подробные сведения, то, по признанию исследователей, этот памятник также не дает полной картины. История его создания не совсем ясна, и, скорее всего, заключенные в нем сведения принадлежали мифологии отдельных народов, а не являлись универсальными для всего древнего Китая. Э.М. Яншина, автор перевода текста данного сочинения на русский язык, замечает: “Ориентируясь на географические рамки “книг”, можно предположить, что этот ареал очерчивался территорией центральных и юго-западных районов древнего Китая” [lvi] . Б.Л. Рифтин, опираясь на исследование Мэн Вэн-туна, прямо пишет, что “Шань хай цзин” была создана в древнем царстве Чу, располагающемся в юго-западной части древнего Китая [lvii] . Так или иначе, отметим, что в древнем Китае существовала вера в сверхъестественные возможности лис, отличающихся от обыкновенных каким-то необычным свойством, чаще всего, наличием девяти хвостов.

Рассматривая раздел “лисы” в “Тай-Пин Гуан Цзи”, мы ведем речь исключительно об образе лисы в представлениях высших слоев китайского общества и образованных книжников; об образе, сложившимся в литературе в результате долгой эволюции. Уже в первых рассказах раздела “лисы” мы находим: “Девятихвостая лиса – божественное животное. Она красного цвета, у нее четыре ноги и девять хвостов…” [lviii] .

Куда более плодотворно для исследователя время появления и распространения сюжетной прозы сяошо (первые века н.э.), в которой лиса выступает в качестве одного из основных персонажей (преимущественно, в “чжигуай сяошо” – “рассказах об удивительном”). На сей раз это не полумифическая девятихвостая лиса, навряд ли наряду с драконами, цилинями и птицей феникс, встречавшаяся китайцам в повседневной жизни, а самое обыкновенное животное, знакомое и реальное. Такая лиса наделяется волшебными свойствами, главное из которых – способность к превращениям и, прежде всего, способность принимать человеческий облик.

Появление конфуцианства наложило существенный отпечаток на мировоззрение китайцев. Особенно это относится к образованным слоям населения, из среды которых и выходили все литераторы. В силу своего рационалистического взгляда на мир Конфуций не говорил о чудесном. Он и его последователи историзовали древние мифы, превращая их героев в якобы реальных исторических деятелей. А это, в свою очередь, привело к тому, что китайские писатели шли по пути описания реальных или псевдореальных фактов и событий.

Поэтому древняя китайская мифология, особенно в своих архаических формах, не оказала существенного влияния на развитие литературы, гораздо большую роль, по мнению Б.Л. Рифтина, сыграла так называемая низшая мифология (образы духов и оборотней), через сказку и актуальные верования вошедшая в книжную словесность, через устные былички проникшая в протоновеллы – своеобразные короткие мифологические рассказы III – VI вв. н.э., а через них в литературную новеллу VII – XVIII вв. [lix] .

Предполагается, что культ лисы получает распространение с III века [lx] . Возможно, он складывался прежде всего вследствие отсутствия стабильности в обществе в период бесконечных войн, падений династий и набегов кочевых народов, что вызвало распространение мистицизма и различных религиозных учений, поскольку в период каких-либо потрясений (политических, экономических, социальных) у человека неизбежно возникают мысли об уязвимости, непрочности человеческого существования и о бренности бытия вообще. Желание уйти из мира жестокости и бесконечных смут влекло за собой распространение даосских рассказов о вознесении святых на небо, о превращении людей в бессмертных “гениев”, о чудесах, творимых монахами и отшельниками, о загробном мире, четкое представление о котором сформировалось под влиянием буддизма, о воздаянии за грехи и о цепи перерождений. Традиционные китайские представления о бедствиях, насылаемых по воле неба, соединились в это время с буддистскими идеями кармы [lxi] . Однако, говоря о рождении лисьего культа, нельзя не упомянуть о роли даосизма в процессе формирования таких верований.

К примеру, представления о том, что тысячелетняя лиса может стать бессмертной, сформировались, скорее всего, под влиянием даосизма, а точнее, “сянь-даосизма”, отправной точкой которого является пропаганда учения о бессмертии. “Сянь-даосизмом” называют религиозный даосизм те ученые, кто склонен резко разграничивать его философскую и религиозную ипостаси [lxii] . То самое свойство “одурачивать мужчин”, которым чаще всего в китайской традиции наделяются лисы, тоже есть следствие даосского представления о том, что в результате определенно налаженной сексуальной практики можно достигнуть и долголетия, и бессмертия.

Вследствие воздействия буддизма Махаяны даосизм из философского учения превратился в религию, активно вобравшую в себя древние шаманские верования, а под влиянием этой религиозной квинтэссенции, начиная с III века один за другим (сейчас известно более 30 названий) составляются многочисленные сборники рассказов об удивительном, авторы которых преследовали утилитарные цели: утверждение с помощью собранных примеров веры в нечистую силу, в даосских бессмертных или в могущество учения Будды или его сподвижников [lxiii] .

“Удивительный” материал для своих рассказов авторы III – IV вв. черпали из древних исторических сочинений, где встречались отдельные записи о необычных событиях, и из современного им фольклора. Чаще всего они перелагали сюжет, услышанный в народной среде.

В этих рассказах прослеживаются темы встречи человека с духами-хозяевами местности (по мнению исследователей [lxiv] , здесь зафиксировались древние представления о боязни мести духов за вторжение в их владения), неуспокоившимися душами умерших преждевременной или насильственной смертью, небожителями, духами и оборотнями.

Короткие повествования о связи с женщиной-духом, скорее всего, отражают древние представления о браке с тотемным животным, что, в свою очередь, является сюжетом, исторически связанным с древней верой в тотемистическую инкарнацию [lxv] . К III – VI вв. эта связь была уже давно забыта, и подобные истории воспринимались уже как повествования о чудесах, близкие к волшебной сказке.

В представлениях тогдашних китайцев чудесное связывалось главным образом с Западным краем (исторической прародиной), то есть с землями Центральной и Средней Азии, а также Северной Индии. Эти представления слились с древнейшими мифологическими взглядами, по которому Запад считался страной мертвых, потусторонним миром, и отразились в многочисленных рассказах [lxvi] .

В дотанской прозе, представленной в разделе “лисы” “Обширных записок об удивительном”, лиса предстает перед нами прежде всего в качестве предвестника зла. Даже самая незначительная встреча на дороге может обернуться бедой. Особенно плохо, если лиса будет при этом выть или, например, плакать. Лиса сама ищет встречи с человеком, ибо такие контакты ей необходимы для нормальной жизнедеятельности. При интимных отношениях с человеком лиса пьет жизненный эфир и, тем самым, способствует своему долголетию и возрастанию могущества. Такая ситуация в дотанской прозе представлена двояко. Либо никто из домашних лису не видит, и со стороны одержимая(ый) лисой выглядит как душевнобольной, либо же лиса принимает вполне материальный и видимый для всех образ прекрасной девы, которая является к мужчине и вступает с ним в отношения. В первом случае лисье “омрачение” или “наваждение” заканчивается для человека плачевно: истощение сил, резкое похудание, смерть.

Во втором случае сожительство с лисой не столь опасно для жизни, хотя тоже может закончиться плохо; подобная лиса может прожить с человеком всю жизнь и только после смерти принять свой истинный облик. В “Тай-Пин Гуан Цзи” есть рассказ о старичке, завещавшем после смерти, когда его положат в гроб, ни в коем случае не подпускать к гробу собак. Как потом выяснилось, это был лис [lxvii] . Узнать о лисьей сущности такого оборотня окружающие могли лишь благодаря какому-то случаю. Это могли быть те же собаки, которых лиса боится, стремясь ускользнуть от них, лиса принимает свой истинный облик и бросается наутек. Правда, есть и исключения. Например, в одном рассказе спущенные на лису собаки подходят к ней с поклонами как к повелителю [lxviii] . Причиной разоблачения лисы может стать даос, способный гадать по лицу и видеть оборотней. Даос всегда побеждает лису в единоборстве, чего нельзя сказать о маге. Маг может обнаружить и разоблачить лису, но прогнать ее не всегда в состоянии. Человек может и сам обнаружить, что его возлюбленная – лиса-оборотень. Например, он может увидеть ее хвост, поскольку до определенного возраста лисы еще не могут расстаться со всеми признаками своей породы, хотя все остальное у них полностью соответствует нормальному телу. Лиса может принять свой истинный облик и случайно – во время крепкого сна или же в состоянии слишком сильного опьянения. В некоторых местах встречаются представления о том, что если к лицу “подозреваемого” поднести пламя свечи или вообще огонь, то он тут же явит свой истинный облик.

Достаточно часто представлены случаи менее значительных, эпизодичных контактов лисы с человеком. В их основе лежит какой-то сиюминутный лисий интерес или нужда в человеке.

Лиса любит выдавать себя за умершего родственника с целью полакомиться жертвенными явствами, может принять образ человека, чтобы подъехать на попутной повозке и т.п.

Главным критерием волшебных сил лисы становится ее возраст. В представлениях китайцев волшебные свойства животных и предметов всегда связывались с их возрастом. Считалось, что чем старее животное (предмет), тем большей волшебной силой он может обладать, поскольку, чем древнее, тем авторитетнее и ближе к истине. Об этом прямо сказано в рассказе из сборника “Сюань чжун цзи” (“Записки из мрака”): “Пятидесятилетняя лиса может превратиться в женщину, столетняя (может) стать красавицей, (может) стать святой, или (может) стать мужчиной и вступить в отношения с женщиной. Может знать о том, что происходит за тысячу ли, прекрасно владеет искусством обольщения, морочит человека так, что он теряет разум. Через тысячу лет лисе открываются законы Неба, и она становится Небесной лисой” [lxix] .

Из более позднего сочинения “Гуан и цзи” (“Обширные записки об удивительном”) мы узнаем, что возрастные различия между лисами находят формальное отражение, например, в фамилиях, которые они носят: “У тысячелетних лис – фамилии Чжао и Чжан, у пятисотлетних лис – фамилии Бай и Кан” [lxx] . Таким образом, в представлениях китайцев существовало несколько категорий волшебных лис. Самая низшая: молодые, способные к волшебству, но ограниченные в превращениях, лисы; далее – лисы, способные на более широкий диапазон превращений: они могут стать и обыкновенной женщиной и прекрасной девой, а могут – и мужчиной. В человеческом облике лиса может вступать в отношения с настоящими людьми, обольщать их и доводить тем самым до беспамятства.

Итак, самый распространенный тип лисы, представленный в дотанской прозе сяошо – это тип лисы-оборотня, который приносит человеку, в первую очередь, зло. Судя по изучаемым источникам, даже простое появление лисы в ее естественном виде, или неожиданная встреча с нею, считалось неблагоприятным и часто рассматривалось как дурное предзнаменование: пробежавшая через двор лиса может на хвосте принести беду, встреченная в поле жалобно воющая лиса может стать предвестницей скорой, трагической гибели.

В китайской традиции лиса издревле связывалась с мертвыми, об этом говорится в словаре “Шо вэнь цзе цзы” (“Толкование письмен и разъяснение знаков”) [lxxi] . В старых китайских сяошо постоянно встречаются упоминания о том, что лисы роют свои норы в старых могилах, как правило, заброшенных, или рядом с ними, наверное, поэтому, в сознании китайцев установилась прочная связь между душами умерших и живущими в их могилах лисицами. Часто бывает так, что лиса присваивает себе фамилию того рода, в могиле которого живет, или даже выдает себя за человека, похороненного в облюбованной ею для жительства могиле. Связь с мертвыми, пусть даже чисто пространственная, отчасти объясняет те вредоносные свойства, которые приписывались лисе, пусть и находящейся в своем зверином обличье: и лиса, и душа умершего способны принимать людской облик и вступать в материальный контакт с живыми. Опираясь на более поздний, видимо, цинский материал, Л.С. Васильев отмечает также, что “выползающий из-под старых могил лис считался мистическим воплощением души мертвеца” [lxxii] .



4. То, “о чем не говорил Конфуций” (Часть 2).

При династии Тан, отношение к лисе несколько изменилось. Еще одно подтверждение тому, что именно с этого времени начинает складываться культ лисы, мы находим в сборнике Чжан Чжо (660 – 740) “Чао е цянь цзай” (“Полные записи о столице и окраинах”) говорится следующее: “Начиная с первых годов правления династии Тан, многие в народе стали поклоняться фее-лисе, в домах ей приносили жертвы, чтобы умилостивить. Подносили ей человеческую еду и питье, поклонялись стихийно. В то время бытовала поговорка: “Там, где нет лисы, нельзя деревню основать” [lxxiii] . Этот отрывок относится, самое позднее, к первой половине VIII века. По всей вероятности, уже в то время в простом народе лису стали воспринимать также в качестве животного-покровителя, способного нести добро, если ему правильно поклоняются. Хэ Синь делает более конкретное замечание: “Лиса в эпоху Тан стала местным божеством, заведующим браком и рождением детей, и в каждом доме ей поклонялись” [lxxiv] . Преобладание рассказов о лисах, действие которых происходит в танское время, позволяет, наконец, убедиться в том, что, действительно, с этого времени в китайской повествовательной литературе начинает происходить выделение образа лисы среди прочих представителей мира духов и оборотней. И это еще раз свидетельствует о том, что именно к началу танского времени сложился, или еще более усилился культ лисы, как выделяющегося из всех прочих удивительных существ животного. В “Тай-Пин гуан цзи” сказано: “С начала Тан в народе стало появляться много лис-оборотней… [lxxv] ”

Если из сборника Гань Бао “Записки о поисках духов” (“Соу шэнь цзи”) в раздел “лисы” “Тай-Пин гуан цзи” вошло только три рассказа, а в таких дотанских сборниках, как “Записки о мраке и свете” (“Ю мин лу”) лисы-оборотня нет вообще, то в танской новелле чуаньци образ лисы-оборотня стоит уже наравне с такими важнейшими образами китайской средневековой литературы, как мудрый чиновник, студент-неудачник, даос-святой и пр.

Танские рассказы, в отличие от древних рассказов о чудесах, стремятся к житейскому правдоподобию, больше подчеркивая отличие лисы от человека, чем сходство с ним. В танское время в новелле чуаньци у лисы-оборотня появляется новая способность – жить в доброй любви с человеком и ни в чем не причинять ему зла. Характерным примером может служить широко известная “История Жэнь”, также входящая в раздел “лисы” “Тай-Пин гуан цзи”. Эта новелла неоднократно переводилась на русский язык. Ее главная героиня, Жэнь, лиса-оборотень, обладает лучшими человеческими качествами, она – верная и преданная мужу жена. Муж Жэнь не подозревает о лисьей сущности жены до самой ее смерти [lxxvi] . В этой новелле подчеркивается, что героиня ее – лиса, превратившаяся в красавицу-женщину, - отличалась от настоящих женщин лишь тем, что не умела шить.

Среди лис в чуаньци нет неучей, грубых и вульгарных. Немало рассказов и новелл, где звучит тема полюбовного существования лисицы-оборотня и человека. Видимо, авторов привлекало то, что лиса может оборачиваться женщиной. Такая волшебная дева может, пожелав, вступить в любовную связь с человеком, презрев разные условности и установленный порядок, поскольку может себе это позволить, обладая волшебной силой. Лиса – хорошенькая и не очень обременительная любовница для женатого человека, она приходит сама, да еще периодически делает разные волшебства.

Однако еще в дотанском рассказе появляется такая характеристика лисы: она хорошо чувствует и мгновенно реагирует на несправедливость и дурные человеческие качества. За подлость может и наказать. А плохого человека вообще может довести до смерти. Нечего опасаться тому, кто не боится лисы. Видя, что все ее проделки не подвигают человека на причинение ей вреда, что человек, так сказать, не поддается на ее провокации, лиса прекращает безобразничать и уходит. Зато если человек начнет изводить лису, - тут уж она сумеет поставить его в неудобное, зависимое от лисы положение. Только вмешательство даоса может стать спасением.

Лисы не боится чиновник, который, будучи верховным руководителем как людей, так и духов во вверенной ему местности, борется с нею различными способами, чаще всего с применением грубой силы – травит собаками, убивает и сжигает. Находит лисью нору, которая помещается, как правило, в могиле и разоряет ее дотла. Чиновник должен обеспечить покой вверенного ему народа, и если лисы досаждают людям, он вступает с ними в борьбу и выходит из нее победителем. Но здесь нужно отметить, что, по всей вероятности, лису не боялись лишь чиновники эпохи Тан – Сун, однако есть свидетельства о том, что еще задолго до эпохи Тан существовал суеверный страх перед лисицами не только у чиновников, но и даже у императора [lxxvii] . Что касается эпохи Цин, то имеющиеся материалы показывают, что чиновники регулярно поклонялись лисе по причине страха за то, что, в противном случае, лиса может вредить различными способами [lxxviii] .

Сунский рассказ вносит еще тему лисьего превращения в божество с целью получить у людей еду или открыто жить с хозяйской дочерью.

Так, в ряде рассказов лис принимает облик бодхисатвы, спускается в дом человека на пятицветном облаке и принимает поклонения, а в одном рассказе лис выдает себя даже за Майтрейю (грядущего Будду). Лиса разоблачают и убивают. Но смелости на такую дерзость, как превращение в божество, хватает лишь у старой лисы [lxxix] .

О том, каким образом древние китайцы представляли себе процесс превращения лисы в человека, практически нет сведений. В сяошо зафиксированы, главным образом, обратные превращения – в лису, когда она, сталкивается с неодолимым противником и вынуждена спасаться бегством. Но есть любопытное описание превращения лисы в человека в романе “Развеянные чары” (“Пин яо чжуань”), в котором идет речь о похождениях целой семьи лис-оборотней: “Предположим, лиса хочет превратиться в женщину – для этого она берет теменную кость умершей женщины; если же лис желает превратиться в мужчину, то он берет такую же кость, но уже умершего мужчины. Они кладут эту кость себе на голову и начинают кланяться луне. Ежели превращению суждено совершиться, то кость удержится на голове при всех поклонах. Поклонов нужно отбить сорок девять” [lxxx] . Несмотря на то, что описание это относится к XV – XVI в., можно предположить, что аналогичные представления существовали в Китае и ранее, тем более что практически сходное описание “методики” превращения лисы в человека имеется в “Юянских заметках о всякой всячине”, о чем уже говорилось выше.

Китайская литература XVII века создала особый тип новеллы об удивительном. Особая заслуга в этом талантливейшего автора самых удивительных из “удивительных” рассказов Пу Сунлина (1640-1715) [lxxxi] .

В рассказах авторов III – VI вв. все внимание авторов было обращено на сам необычный факт при определенном безразличии к типу персонажей. Впоследствии на базе этих рассказов выросла танская новелла. Произошло соединение мифологического предания с жанрами высокой словесности. Дальнейшая шлифовка новеллы продолжалась в X – XVI вв. Все эти произведения имели весьма четкие жанровые признаки, указывающие на связь главным образом либо с формой жизнеописания, либо записок.

Пу Сунлин сначала тоже хотел продолжить эту традицию, думая назвать свой сборник “Жизнеописания лисиц и бесов” (“Гуй ху чжуань”), но затем отказался от своего намерения и обозначил жанровую природу рассказов нейтрально – “чжи и” (“описание удивительного”).

Пу Сунлин отказался от жанровых трафаретов и обратился к истокам простой записи удивительного случая. Объединив мир реальный и мир чудес в неразрывное целое, писатель построил свои новеллы так, что столкновение с божеством у него усиливает критику действительности. Он придает в своих новеллах лисам-оборотням черты человеческого характера с элементами необычности, но не сверхъестественности [lxxxii] . Он заставляет своих персонажей целенаправленно вмешиваться в жизнь людей, чтобы помочь слабому, наказать негодяя или жестокого правителя. Лисы – существа более прозорливые чем люди, в новеллах выносят суд над “ясными, как плоскости” людьми. Недаром в новелле “Лис из Вэйшуя” старик-лис, водивший дружбу с местными жителями, отказывается познакомиться с правителем области, поясняя, что тот “в предыдущем своем рождении был ослом. Хотя в настоящее время он и сидит торжественно над нами, но он из тех, кому какую дрянь не давай – все выпьют. Я, конечно, другой породы и стыжусь с такими якшаться” [lxxxiii] .

Основной мотив в большинстве новелл Пу Сунлина – это, прежде всего, тема чувства человека к сверхъестественному существу: лисе-оборотню, бессмертной фее, духу цветка и пр. Лисицу-оборотня привлекает в человеке вовсе не богатство или знатность, а душевные качества, ум, талант. Героини готовы преодолевать различные препятствия и проходить через всякие трудности только для того, чтобы быть рядом с любимым. Очень хорошо это иллюстрируется в рассказе “Преданная Я-тоу” [lxxxiv] . Но неземная возлюбленная не прощает предательства, корыстных побуждений, трусости. Красавица-лиса уходит от возлюбленного, который стал требовать у нее денег, оставляя ему “прощальный подарок” на покупку жены, оказавшейся “уродливой горбуньей с большими ногами” (“Мохнатая лиса”) [lxxxv] . Лиса покидает хвастливого студента (“Храбрый студент из Чжэндуна”) [lxxxvi] . Уходит от своего возлюбленного лиса-оборотень, которую его родители пытались изгнать с помощью талисманов (“Дева-лиса”) [lxxxvii] . Теряет свою прекрасную незнакомку-лису Би И-ань, проболтавшийся о связи с нею (“Лисий сон”) [lxxxviii] . Фантастические героини Пу Сунлина в ряде случаев даже более смелы, выносливы, решительны, чем мужчины. Они умны и талантливы, многие из них превосходные хозяйки, решительно и мудро ведущие дом, воспитывающие детей в разумной строгости. Они думают и чувствуют как настоящие женщины, а отличаются от них лишь большей душевной тонкостью и умением творить чудеса. Несмотря на любую тяжелую работу, женщина-лиса всегда будет оставаться нежной, стройной, порхать, словно по ветру, но “работать лучше всякой деревенской бабы” [lxxxix] .

В рассказе “Красная яшма” автор подчеркивает: “… даже когда в зимние стужи она изнуряла себя работой, все равно: руки ее были нежны, словно помада. Она уверяла, что ей 38 лет, но те, кто ее видел, давали ей обыкновенно 20 с небольшим” [xc] .

Лисицы в рассказах Пу Сунлина часто наделены карательными функциями. Так, в рассказе “Лисица наказывает за блуд” лиса “куролесила” в доме студента “всякие гадости”, потому что тот отличался несдержанным характером и охотно пользовался любовным зельем. Наказанье за него приняла его жена. Но, стоило, студенту одуматься, как лисица тут же исчезла [xci] . В рассказе “Укротитель Ма Цзефу” Ма – лис-бессмертный наказл Инь, отличавшуюся на редкость злым характером. Инь не давала житья ни мужу, ни племяннику, ни шурину и за это поплатилась жизнью [xcii] .

Пу Сунлин искал свои сюжеты, черпая их из людской молвы и, видимо, сильно перерабатывая. По преданию, он любил ставить у дороги столик с чашкой чая и трубкой, останавливал прохожих и просил рассказать что-нибудь интересное и удивительное. Сам писатель в предисловии к сборнику пишет: “ Люди одних со мной вкусов со всех сторон присылают мне с почтовой оказией свои записки” [xciii] .

“Шестнадцатый – семнадцатый века можно смело назвать “золотыми веками” китайского повествовательного жанра”, - считает Д. Воскресенский [xciv] . Такого изобилия китайская повествовательная проза еще не знала.

Именно в это время возникли крупные жанровые разновидности со своими художественными принципами и закономерностями, образцом одной из них – волшебной может служить роман “Развеянные чары”. Отдельные эпизоды из романа “Развеянные чары” (“Пин яо чжуань” - в буквальном переводе “Повествование об усмирении нечисти”) были известны на протяжении многих десятилетий, а соединились в более законченное повествование только к середине эпохи Мин [xcv] . Содержание романа сводится к волшебной истории о магах и кудесниках, которые, занимаясь чудесами и превращениями, устраивают козни против властей, за что, в конце концов, разумеется, расплачиваются.

Основные герои книги – волшебница Святая тетушка, она же оборотень Белая лиса, и два ее чада: хромой лис Цзо и обольстительная бесовка Ху Мэйэр. Основное действие романа разворачивается на протяжении нескольких десятилетий XI века в годы правления сунских государей. Стихия сказочного бытия, отраженная в романе, рождена прежде всего народной фантазией и слегка подправлена авторской выдумкой.

“Лиса, - пишет Д. Воскресенский, - существо темной стихии Инь, которая персонифицируется с образом луны. Вот почему своими тайными делами лиса занимается ночью при лунном свете” [xcvi] . Поскольку лисы в представлениях китайцев способны проникать в скрытую суть явлений, что не дано простому смертному, герои романа занимаются волшбой, алхимическими манипуляциями и без конца разгадывают таинственные знаменья и магические знаки. Как обитатели темного мира, они могут быть чрезвычайно опасны, поэтому они не случайно вовлечены в романе в орбиту действия инфернальных сил, которые создают брожение умов и порождают сумятицу в душах. Характерно, что в романе особое место занимают даосизм и буддизм.

Даосские идеи о поисках бессмертия наложил отпечаток на героев, так, лисы-оборотни в романе “плавят киноварь”, мечтая получить золото и раскрыть секрет превращений. Видное место в романе занимают и буддистские идеи. Почти все главные герои романа “Развеянные чары” являются воплощением других людей или иных существ. А в данном облике они живут, чтобы расплатиться за содеянное ими в прежних жизнях. Святая тетушка соединена таинственными нитями с божеством – небесной лисицей и бодисатвой Пусянем, Ван Цзэ в прежней жизни был женщиной, государыней У, а его жена, бесовка-лиса Ху Мэйэр, была в прежней жизни Чжан Цзуном – любовницей танской владычицы. Все эти телесные метаморфозы и трансформации призваны не столько позабавить читателя, сколько внушить ему весьма серьезную мысль о неумолимости воздаяния за каждый содеянный поступок или проступок.

Роман “Развеянные чары” является важнейшим “поставщиком” сведений по китайской мифологии, древним легендам, народным преданиям, в которых отразились и различные традиционные представления, а именно, переплетение даосских и буддистских культов.

Б.Л. Рифтин пишет, что Пу Сунлин, “как большой писатель, вызвал к жизни немало продолжателей” [xcvii] . Это Цзи Юнь и Юань Мэй – известные писатели уже XVIII века [xcviii] . В отличие от Пу Сунлина Цзи Юнь мыслит не социальными, а этическими категориями, поэтому в его рассказах сверхъестественные существа исправляют не нарушение социальной справедливости, а испорченные нравы. Лисы у него издеваются не над чиновниками вообще как представителями определенной социальной категории, а над конкретным человеком, забывшем о своем долге или чванящимся своим положением, или злоупотребляющим им.

Лисы – частые гостьи в рассказах Цзи Юня и ведут себя по-разному: иногда их действия логичны – они исправляют людские нравы, но чаще они проявляют различные особенности, часто подражают людям, причем не всегда хорошим. Лиса, бьющая своего малыша, не желающего учиться; лиса, нарушающая договор, заключенный ею с человеком, и объясняющая свой поступок тем, что и среди людей есть много обманщиков; лиса, избивающая своего мужа, ворующая у вора-человека вино, - все эти лисы кажутся реальными в большей степени, чем те, которые в других рассказах Цзи Юня карают развратников, подлецов, помогают добрым людям.

Цзи Юнь придает своим фантастическим персонажам черты реальных людей для того, чтобы читатель поверил в рассказываемые им истории. Эти рассказы строятся по четкой схеме: изложение фактов в точной локализации во времени и в пространстве. О.Л. Фишман отмечает, что в этом случае создается нечто вроде “вранья с подробностями”, подобное тому, какое мы находим в произведении Д. Дефо “Робинзон Крузо”, где обилие подробностей имеет одну цель – убедить читателя в достоверности передаваемых событий [xcix] . Читатель, которому адресовал свои рассказы Цзи Юнь, верил в удивительный, призрачный мир, и он рассказывает ему об удивительных существах и случаях, ссылаясь при этом на свидетелей, поведавших об этом происшествии. Сам же Цзи Юнь, как отмечает О.Л. Фишман, был “ученым-рационалистом, не разделявшим мистифицированного представления о мире, присущего авторам древних рассказов о чудесах” [c] .

Многозначительно название сборника – “Заметки из хижины “Великое в малом”: Цзи Юнь как бы говорит этим названием, что именно в житейских мелочах сказывается великая система устройства мира, а в миниатюрных рассказах кроются великие нравственные законы. Говоря о малом, он имеет в виду многое и великое по своей значимости.

XVIII век дал множество сборников рассказов о чудесах. Юань Мэй использовал сверхъестественную тематику и персонажей в развлекательных целях; он сам забавлялся, повествуя о всяческих чудесах. И в самом названии сборника “О чем не говорил Конфуций” содержится скрытый вызов ортодоксальным конфуцианцам [ci] . Этот сборник также является источником по народных верованиям и суевериям китайцев, О.Л. Фишман полагает, что в произведениях Юань Мэя можно обнаружить “остатки архаичных верований” [cii] .

Темы встреч человека с лисами в сборнике Юань Мэя разнообразны: лиса-оборотень чаще всего является человеку в виде красавицы, ищущей с ним близости и приносящей ему богатство и удачу, либо истощающей его жизненные силы, реже – наносящей ему материальный ущерб; лиса ведет себя дружественно по отношению к человеку, оказавшему ей услугу; лиса вредит человеку, причинившему ей вред в этом или прошлом рождении; лиса беспричинно агрессивна и т.д.



5. “Китайская лиса” или роль лисы в представлениях китайцев

Откуда пошел культ лисы в древнем Китае, еще только предстоит узнать. Существовало, однако, поверье, что лисицы, живущие на земле, происходят по баснословному рассказу от той лисы, в которую некогда была превращена распутная женщина по имени Цзы [ciii] . Гань Бао в “Записках о поисках духов” (“Соу шэнь цзи”) в одном из сюжетов упоминает: “ В “Записках о прославленных горах” говорится: Лиса в глубокой древности была развратной женщиной и имя ей было А-Цзы. Потом она превратилась в лисицу” [civ] . В. Эберхард считает, что истории о лисах принадлежат к старой северо-восточной культуре Китая и что они развились из сказок о животных [cv] .

Определенно можно сказать только то, что культ лисы окончательно сформировался и принял более широкие размеры, по-видимому, в более позднее время. В цинское (XVIII – XX вв.) время фею-лису причисляли к так называемым “сы да мэнь” или “сы да цзя” (т.е. четыре великих семейства), куда входили четыре вида животных, обладавших, по народным представлениям, волшебными свойствами и наделенных даже особыми фамилиями: лиса (ху ли) – Хумэнь, хорь (хуан шу лан) – Хуанмэнь, еж (цы вэй) – Баймэнь, змея (шэ) – Чанмэнь или Люмэнь. В деревнях в честь этих животных сооружали низкие глинобитные, кирпичные или деревянные кумирни и приносили перед ними жертвы, моля о содействии в делах, спокойствии в доме, достатке, богатом урожае и т.д. [cvi]

Нечто похожее описывал и В.М. Алексеев: “Проезжаем мимо большой насыпи-кургана. На одной ее стороне видим либо подземный ход, либо нишу – и перед ним – жертвенный стол с древнего вида сосудами, значки, шесты, которые приносятся божеству в дар от исцеленного, то есть вещи, находящиеся обычно, как известно, только в храме. Спрашиваю у пашущего вблизи мужичка: “Что сие?” - Отвечает: “Государь святой лис (хусянь лаое) живет в этом холме…” [cvii] .

Китайские лисы обладают одной интересной особенностью - они чрезвычайно амбивалентны. В.М. Алексеев справедливо заметил: "Волшебная фантастика, которою китайский народ неизвестно даже с какого времени окутывает простого плотоядного зверька, разрастается до размеров, которые, по-видимому, совершенно чужды воображению других народов” [cviii] .



6. Лисицы, несущие зло

Если попробовать классифицировать лисьи ипостаси, то можно выделить несколько видов.

Как отмечал Я.Я.М. ван де Гроот, главная опасность оборотней-лисиц заключалась не столько в том, что они, как и другие призраки, насылали сумасшествия и болезни, иногда выступая в роли демона-мстителя, сколько в том, что чаще всего они поступали так исключительно из своей, ничем не спровоцированной злонамеренности. Согласно верованиям древних китайцев, лисы могут принести людям различные беды: болезни, наводнения, разорение, пожары, умопомрачения. По свидетельствам изучаемых источников, вмешательство лис в жизнь людей является повсеместным фактом, подчас довольно драматическим.

Лисицу в большинстве случаев ненавидели не только как виновницу болезней, но и как предвестницу зла как такового, что в глазах невежественных людей зачастую отождествлялось и с его первопричиной [cix] .

Отец Доре пишет: “Люди верят в то, что лиса-оборотень (или это может быть ласка) может вселяться в людей и детей и поражать их болезнями, умопомешательством и даже смертью… [cx] ” Суеверный страх перед лисицами, распространенный, как мы видим, еще с древности, вместе с “невежественным народом” разделяли и император с придворными. Де Гроот приводит пример из китайской хроники царствования Хоу-чжу из династии Чэнь: “Во втором году Чжэньмин (588) императору приснился сон, что под его кровать забралась лисица, а когда ее поймали, она стала невидимой. Император, полагая, что это видение предвещает великую беду, дабы предотвратить ее, продался в рабство в буддийский монастырь и построил в императорском буддийском монастыре пагоду в семь этажей. Но еще перед тем, как строительство закончилось, случился большой пожар, уничтоживший все до самых камней с такой быстротой, что великой множество людей погибло в пламени” (“История южных династий”, гл. 10, II. 12-13) [cxi] . После ханьской династии лисицам стали приписывать склонность к превращениям в человека и осуществлению посредством этого превращения коварных намерений. Легендами о ху-мэй, ху цзин и ху гуай, что можно перевести как “лисицы-демоны” или “лисицы-призраки”, изобилует литература периода Хань. В мифах и легендах последующих столетий лисицы-оборотни также выступают в качестве существ, поражающих болезнями и взрослых людей, и детей.

Продолжение историй Юй Бао о чудесах, написанное вскоре после “Сюань чжун цзи” (“Записки из мрака”), показывает, что в четвертом столетии женщин вольных нравов зачастую выставляли “нанятыми” лисицами специально для того, чтобы сеять распутство и разврат. В “Соу шэнь хоу цзи” (“Дальнейшие записки о поисках духов”) мы читаем: “Некто Гу Чжэнь из У во время охоты вдруг услышал около одного из холмов человеческий голос: “Ой-ой, дела в этот год идут совсем плохо”. Вместе со своими спутниками Гу Чжэнь обшарил холм и в яме, на самом деле бывшей древней могилой, обнаружил старую лисицу. Перед нею лежал свиток с письменами; положив на него лапы, она что-то писала. Они спустили на нее собак, и собаки с громким лаем задрали ее. Потом Гу Чжэнь взял свиток и увидел, что это список распутных женщин, в котором красным кружком обведены имена тех, кто уже вступал в запрещенную связь. Имен было более сотни, и среди них Чжэнь нашел имя собственной дочери” (“Соу шэнь хоу цзи”, цз. 9) [cxii] .

В данной категории лис, приносящих человеку беды и несчастья, можно выделить лисиц-оборотней, которые превращаются в прекрасных дев, или, как их еще называют, лисиц-бесовок. Такие лисы, согласно китайским поверьям, причиняют вред мужчине, истощая его силы. Как показывает исследование Р. Ван Гулика, даосы считают, что “жизненная энергия” мужчины (ян) увеличивается благодаря любви, поскольку в “сокровенной эссенции” женщин (инь) содержатся элементы, необходимые для получения эликсира долголетия [cxiii] . Народные верования наделяли лисиц-оборотней способностью красть у соблазненных ими мужчин эту жизненную энергию. По мнению Ван Гулика, здесь нашла отражение древняя вера в то, что лиса, как и другие, живущие в ямах или под землей животные, “приходят в соприкосновение с космической энергией, сокрытой в земле” [cxiv] .

Девы-лисицы вводят мужчин в беду совершенно намеренно, по одной простой причине – получить свое второе перерождение. А мужчины, завороженные “лисьим отродьем”, начинают заболевать и вскоре умирают. Такие лисы-обольстительницы в дотанской прозе сяошо встречаются чаще всего. Приняв облик прекрасной девушки, такая лиса является к мужчине, очаровывает его своей неземной красотой, талантами, доступностью и вступает с ним в интимную связь. Именно супружеские отношения с человеком являются конечной целью лисы, поскольку в процессе сексуальных сношений она получает от мужчины его жизненную энергию, что необходимо ей для совершенствования волшебных возможностей.

В сборнике сунского автора Лю Фу (XI в.) “Цин со гао и” (“Высокие суждения у зеленых ворот”) сказано: “Ибо в жизни человеческой в юности особенно сильно начало ян и слабо инь, в зрелые годы ян и инь поровну, а к старости становится меньше ян и много инь. А коле ян и вовсе будет исчерпано и останется только инь – тогда смерть!” [cxv] . Именно поэтому лиса стремится выбрать себе в супруги юношу. Последствия такого рода отношений для человека вполне определенны: светлое начало в его организме насильственным образом убывает, жизненная энергия ослабляется. Внешне это выражается в резком похудании и общей слабости. В конечном итоге человек умирает от истощения жизненных сил. Лиса же в результате может существенно увеличить свои возможности, что позволяет ей достичь долголетия, а, может, даже и бессмертия, и попасть тем самым в последнюю, высшую категорию – тысячелетних лис, стать святой, приблизиться к миру горнему (часто как раз о такой лисе говорится, что она белого цвета или девятихвостая), уйдя от суетных страстей мира людей. Подобная лиса уже не растрачивает себя на отношения с мужчиной, по своему поведению это, скорее всего, лиса-праведница. Но и из этого правила, конечно, есть исключения.



7. Девятихвостые лисы, белые лисы

Лиса издревле воспринималась как предвестник судьбы.

Первоначально появление девятихвостой лисы считали счастливым предзнаменованием исключительно для владетельных родов, но после Тан в народной фантазии за белой лисой по-прежнему сохранилось свойство быть добрым вестником, но уже для любого человека. Природа таких поверий еще не достаточна изучена. Но есть свидетельства, которые показывают, что представления о девятихвостых лисах существовали даже в эпоху Цин. Используя, по-видимому, цинский материал, С. Георгиевский пишет: “Появление белой девятихвостой лисицы – знак благовещий. Когда появляется чжу-ноу, животное, подобное лисице, но снабженное рыбьими плавниками, то следует ожидать войны” [cxvi] . В другом месте этой же работы отмечается, что, по представлениям китайцев, “духи любят разъезжать на лисицах” [cxvii] . Есть любопытный случай, который приводит в своем сборнике Гань Бао о том, что белая лиса может отомстить человеку за нанесенный ей вред. В рассказе повествуется о некоем Гуанчуаньском ване, который любил разорять могилы. При вскрытии одной из могил он обнаружил, что все знаки достоинства, украшавшие гроб, перегнили, а в могиле была только белая лиса. Когда она стала убегать, сопровождавшие вана ранили ее в левую ногу. В ту же ночь вану явился совершенно белый старик, который спросил у него: “Ты зачем поранил мне левую ногу?”. На следующий день ван проснулся с таким нарывом на ноге, что “едва спасся от смерти” [cxviii] . В ряде рассказов подчас встречаются небесные лисы, творящие зло. Так, в рассказе “Чан сунь У-цзи” из сборника танского автора Дай Фу “Гуан и цзи”, лис насылает омрачение на дочь знатного вельможи, и перед могуществом этого лиса оказываются бессильными не только маги со своими заговорами, но и даже духи местности. Лишь духи Пяти Священных Гор смогли схватить лиса. Рассуждая об этом, победивший лиса праведник замечает чиновнику: “Он уже постиг тайны святых! Бить его бесполезно. Только вред себе причините. (…) Такие, как этот лис, передаются в распоряжение Небесной канцелярии, а убить его нельзя” [cxix] .

Читать все комментарии (7)

0
ответить
Блоги
offline
806   2   0   0

Полотенце

Хочу такое полотенчико licklips.gif

"Интересно, в ОАЭ все сексуально озабоченные, или это характерная черта только креаторов из Lowe? Придумать такой рекламный ход в арабской стране – это сильно. Интересно, много ли продали таких полотенец?


То, что для рекламы Axe характерен сексуальный подтекст – не новость. Но такие полотенца вызывают уж слишком прямые ассоциации. Что-то вроде "используй гель для душа Axe и …". На месте многоточия можно вписать то, что приходит в голову, когда смотришь на такое полотенце."

http://www.advertology.ru/

Читать все комментарии (2)

0
ответить
Блоги
offline
977   0   0   0
0
ответить
Блоги
offline
879   1   0   0
0
ответить